Искусство обольщения - Кэтрин О`Нил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это безумие. Какая убийца?
– Подойдите сюда. Я вам покажу. Смотрите. Вот ее привезли.
Из окна Мэйсон видела, как полицейский фургон заехал во двор. Двое полицейских вытащили из фургона в наручниках женщину, которая отчаянно сопротивлялась. Солнечный луч упал на ее золотистые локоны. Лизетта!
Глава 24
Мэйсон мерила шагами тесную камеру. Бесконечный путь, ведущий в никуда. Вне себя от переживаний за Ричарда и Лизетту. Сбитая с толку нагромождением немыслимых домыслов. В ужасе от того, куда это чудовище, созданное ею самой, может их всех завести.
После того как допрос был окончен, Дюваль вызвал тюремщика. Тот надел на Мэйсон наручники и накинул ей на голову капюшон. Затем Мэйсон потащили по лестнице вниз, в подвальный этаж, в темницу. Там с нее сняли наручники и заперли в камере. Мэйсон в недоумении оглядела свою новую обитель – Дюваль сообщил ей, что эта камера – пересыльный пункт для буйных сумасшедших. Отсюда Мэйсон должны были отправить в сумасшедший дом.
– В настоящий момент здесь нет никого, кроме вас, – пояснил Дюваль. – Вы можете не тратить силы попусту. Поскольку, что бы вы ни говорили, как бы ни кричали, охранники сочтут все бредом сумасшедшей.
– Вы не можете так поступить, Дюваль, – взмолилась Мэйсон. – Если вы считаете, что должны так поступить со мной, прошу вас, не поступайте так с Лизеттой. Это чудовищное преступление. Лизетта и мухи в своей жизни не обидела.
Дюваль ушел, захлопнув за собой дверь.
Прошли сутки. Мэйсон устала колотить в дверь, умоляя охранников ее выслушать. Она пыталась унять тревогу, говоря себе, что Дюваль не может допустить, чтобы события развивались в этом же ключе. Неужели он действительно всерьез намеревался до конца жизни запереть ее в психиатрической лечебнице в Шарантоне? Неужели всерьез собирается судить Лизетту за убийство? В это невозможно поверить! Дюваль придет в себя и увидит всю нелепость своих построений. Как только он поговорит с Лизеттой, и она все ему расскажет, он поймет ошибку, и они обе окажутся на свободе.
Но в минуты отчаяния Мэйсон приходило на ум совсем другое. Она знала, насколько несовершенна система правосудия во Франции.
Прошел еще один день и еще одна ночь. Тюремщик большую часть дня проводил, сидя на стуле перед камерой. Мэйсон требовала встречи с инспектором, умоляла позволить ей увидеться с Лизеттой, спрашивала о том, где сейчас Ричард. Но тюремщик был глух ко всем мольбам. Он сидел на стуле и читал газету, не обращая никакого внимания на бесноватую сумасшедшую.
Если бы только знать, что происходило снаружи, за стенами этого здания. Мэйсон спрашивала его о том, что нового в мире, но он и на эти вопросы не отвечал. Тюремщик всегда приходил с бутылкой вина и медленно его посасывал. К вечеру он обычно засыпал на своем стуле.
В очередной раз Мэйсон услышала его храп, и у нее родилась идея. Заглянув в щель под дверью, через которую ей дважды в день просовывали миску с едой, Мэйсон увидела, что газета стражника лежит на полу. Рука у Мэйсон была гонкой, так что, если постараться…
Еще чуть-чуть… еще немного… Ей все же удалось подцепить двумя пальцами газету и втащить ее через щель в камеру.
Заголовки на первой полосе оповещали о скандале, которого давно не видел город. Американская художница Мэйсон Колдуэлл не совершала самоубийства, она была убита. Убита своей лучшей подругой, цирковой артисткой Лизеттой Ладо. Лизетту Ладо арестовали, но она отказалась признаваться в совершенном преступлении, как отказалась говорить что-либо в свою защиту. Была назначена дата суда. Инспектор Оноре Дюваль, чудом сумевший раскрыть преступление, стал героем дня. Скандал лишь способствовал стремительно растущему интересу к произведениям художницы, выставленным на Марсовом поле. Сестра убитой, надломленная известием об убийстве, сделалась затворницей и вообще перестала выходить на улицу.
Затворница… Означало ли это, что они собираются держать ее всю жизнь взаперти? И где же Ричард? Что с ним стряслось? Успели ли они его спасти? Все было так запутанно.
Мэйсон все бы отдала, лишь бы вернуться в ту ночь на мосту Альма и все переиграть.
Наконец Мэйсон сморил сон, а через несколько часов ее разбудил скрежет металла. Потом Мэйсон услышала голоса. Один из них принадлежал Дювалю. Мэйсон понятия не имела, который час, но почему-то решила, что сейчас или очень поздняя ночь, или очень раннее утро.
Она услышала, как в двери повернулся ключ. Дверь со скрипом отворилась. Свет ударил в глаза, на мгновение ослепив Мэйсон.
– Что происходит? – ворчливо спросила она.
– Нам пора ехать, – спокойно заявил инспектор. «Ехать?»
– В Шарантон? – спросила Мэйсон.
– Вам лучше не задавать вопросов, мадемуазель.
– Инспектор, вы умный человек. Вы должны понимать, что изложенная вами версия событий не может быть правдой. Вы должны понимать, что правду говорю я.
– Я знаю, что вы говорите правду, – тихо сказал Дюваль. У Мэйсон сердце подпрыгнуло в надежде:
– Тогда… Вы здесь, чтобы освободить меня?
– Увы, нет.
– Нет?
Дюваль подал знак двум мужчинам, сопровождавшим его, и они подняли Мэйсон на ноги. На всех троих были дождевики.
Один из охранников спросил:
– Мешок на голову будем надевать, сэр?
– Нет необходимости. В это время никого не будет поблизости.
Они повели Мэйсон вверх по лестнице и вывели из здания на улицу. Снаружи бушевала настоящая буря. Завывал ветер, и дождь лил так, как ни разу не лил с той ночи, когда все это началось. Карета и трое всадников уже ждали. На Мэйсон не было пальто, и она промокла до нитки еще до того, как Дюваль усадил ее в экипаж.
Карета выехала со двора, переехала по мосту Нотр-Дам на правый берег и укатила в ночь, следуя за конным эскортом. Инспектор Дюваль казался погруженным в глубокие раздумья.
– Вы полицейский, – с горьким упреком сказала ему Мэйсон. – Ваша работа – раскрывать преступления, выявлять истину. Как можете вы отворачиваться от правды сейчас?
Мэйсон почувствовала меланхолическое настроение Дюваля.
– Удовольствия мне это не приносит, – сказал он.
– Тогда в чем же дело?
– У меня нет выбора.
Мэйсон смотрела на него во все глаза.
– Нет выбора?
– Меня собираются произвести в рыцари Почетного легиона.
Мэйсон не понимала, о чем он.
– За что?
– За раскрытие преступления века.
– Но вы же знаете, что никакого убийства не было.
– Нет. Но к тому времени, как вы сказали мне, кто вы такая на самом деле, было уже поздно. Я уже убедил министра юстиции, министра культуры и самого президента Карно в том, что совершено убийство. Ваша подруга мадемуазель Ладо уже была арестована. Уже назначена пресс-конференция, посвященная моему «легендарному расследованию». Я стал знаменитым человеком. Так что, как видите, я едва ли могу все это взять и остановить, признавшись в том, что свалял дурака. Моя карьера была бы загублена, моя репутация… вся моя жизнь.